ГЛАВА 1

 

Темноволосый и поджарый юноша, устроившийся вместе с приятелями на сосновом бревне в Индейской бухте, перестал глазеть на ленивую разгрузку облупленной пинассы и все свое внимание переключил на приближающийся парусник. Когда он заявил, что судно бросит якорь именно здесь, в бухте, его оспорил лишь один единственный голос:

- Так уж и здесь!

Темноволосый со вздохом покосился на парнишку с рыжими вихрами и вздернутым, конопатым носом.

- Посуди сам, Билли, тут тихо и уютно. Да к тому же наша бухта достаточно глубока. Что еще нужно кораблю?

- А если он впервые попал в наши места? - не унимался рыжий.

- Посмотри, как... как бриг уверенно идет к берегу.

- Выдумал!.. Бригантина это, лопни мои глаза!

Все перестали дышать, уставившись на далекий корабль.

- Что-то не видать косых парусов на гроте твоей бригантины, Билли? - съязвил темноволосый, спустя некоторое время. - Молчишь?!.. Это торговый бриг, дубина!

Когда двухмачтовик с белыми прямыми парусами приблизился настолько, что можно было разобрать его название, челюсть морского знатока отвисла.

- Ни-че-го себе! - воскликнул он и, сорвавшись с бревна, без объяснений стремглав помчался к дому.

 

* * *

 

В восточном конце длинного поселка, невдалеке от укрепленного блокгауза Сторера, Дэннис Хук медленно разогнул спину и отер проступивший на лбу пот. Как обычно, 38-летний поселенец присел на толстый дубовый пень, до выкорчевки которого у него так и не дошли руки. Его голубые глаза равнодушно окинули десяток акров неприглядной прибрежной земли и остановились на том месте, где он только что рыхлил землю. Раньше полевые работы исполнялись им с охотой, а теперь они его просто изводили. Он по привычке делал то, что нужно было делать в эти сроки. А все потому, что оскудела прежде довольно сносная почва.

Хук покачал головой. Он уже наперед знал, что осенью его будет ждать жалкий урожай кукурузы, пшеницы и бобов. Да и это все выйдет жухлым и невзрачным из-за истощенной земли.

Поселенец вздохнул, достал из кармана домотканных полотняных штанов трубку и набил чашу табаком. Когда искры от огнива сделали свое дело, он выпустил клуб дыма и довольно пробормотал:

- Добрый табачок!.. Виргинский!

С побережья тянуло соленой прохладой, слышался шум прибоя и заунывный крик чаек. Неспешный процесс курения обратил мысли поселенца к образу среднего брата. Завзятого морехода родные редко видели в окрестностях Уэллса. Тому были по сердцу океанская ширь и странствия. Но уж если он появлялся, то не с пустыми руками. Копченое мясо тропических зверей, южные фрукты, патока, ваниль, шоколад и многое другое дарилось в немалых количествах. Дети не чаяли в дяде души, отождествляя его визиты с большущим праздником. И покойница супруга радовалась моряку, ибо без подарков завзятый холостяк ее не оставлял. То красивым платьем одарит, то цветастым платком, то шикарной шалью.

''Где-то он теперь? - подумал Дэннис, выпустив клуб ароматного дыма. - Бог весть!.. Слов нет, просоленный морской волк! Вот, и сынок мой весь в тебя. Вечно пропадает у моря и мастерит кораблики. Н-да-а... Зато младшего брата качнуло в другую сторону. Но уж скажу, чересчур! Этот не мнит себя без дебрей. Охота, рыбалка и лесные скитания с бродячими индейцами старого Мокасина – его стихия. Перенимает индейские языки, недавно хвалился, что даже выучил несколько ирокезских слов. Ночует в продымленных вигвамах, курит вонючий кинникинник, чуть ли не сагамор среди дикарей... Х-м-м... Есть и польза – в доме нет недостатка в свежем мясе и битой птице''.

Oн прикрыл глаза, и унесся в мыслях к своей молодости. Ему самому довелось вдоволь поохотиться, порыбачить и поторговать с индейцами. Он до сих пор видит во сне, как они с отцом выменивают у индейцев искрящуюся, мягкую пушнину и укладывают ее в аккуратные стопки. Любил он тогда лесные путешествия, однако не до такой степени, чтобы, как младший, с резью в глазах и першением в горле подолгу торчать в индейских жилищах. Аборигены, по большому счету, для него оставались людьми непонятными, чужими.

А потом женитьба, оседлость, смерть родителей, появление ребятишек. Дети росли, он мужал и прилежно обрабатывал доставшийся в наследство кусок земли, на который сейчас у него не смотрели глаза. Теперь он частенько поглядывал на северо-восток, где росли девственные, нетронутые леса.

Младший брат разделял его тягу к перемене мест и часто пересказывал байки Мокасина о восточных землях за Кеннебеком – родных местах старого вождя. Покойная же Анна и думать не хотела о переселении, говоря, что они будут жить, как жили. «Ты в своем уме, - урезонивала она его, - cоваться в самое сердце охотничьих угодий французских дикарей?!.. Но даже если я потеряю рассудок и соглашусь, то на какие шиши мы купим там землю?».

- Покойница говорила правду, - пробормотал Хук. - Денег как не было, так и нет. Откуда им взяться, если я зря гну спину на этом никуда не годном клочке земли! Продать его? Вряд ли на него позарятся, предложи я и дом в придачу... Были виды на продажу скота, но проклятый падеж разбил все надежды… А, может, бросить все да пристроиться в Бостоне к брату?.. Нет, не по душе мне эти шумные города... Ну их к черту!..

Он поднес правый кулак ко рту и подул на свежие ссадины на костяшках пальцев. Вчера вечером подвыпивший забияка, кузнец Джо Гардинг, опять ввязался с ним в драку и снова был побит.

- Эй, на пеньке! - послышалось откуда-то. Хук оглянулся и увидел своего давнишнего соседа и брата покойной жены, голландца Вескампа.

- Шагай сюда, Йохан!

Сорокалетний светловолосый голландец с пучком светлых усов под длинным утиным носом перелез через изгородь и, пожав родственнику руку, присел на пень. Облачен он был в полотняные домотканные штаны и рубаху без ворота.

- Не угостишь табачком? - спросил голландец на сносном русском.

- Всегда, пожалуйста.

Корни Хуков – Дэнниса, Джона и Джорджа - уходили в русскую землю. Их отец, Антон Крюк или Юрьев и мать, Марья Негробова, происходили из семей служилых людей великих бояр Романовых, и поживали бы себе на родине, если б не крымские татары. Осенью 1669 года небольшой отряд степняков скрытно подступил к городу-крепости Романов-в-Cтепи, взял подвернувшихся людей в полон, доставил их в Бахчисарай да и продал туркам. Антон и Марья оказались в рабстве у одного хозяина. Парня отправили на псарню, а девица стала служанкой любимой жены богатого турка. Но неволя их длилась недолго. Сговорившись, русские сумели бежать и на утлой лодчонке выплыли в море. Первым встречным кораблем оказалась пиратская шхуна француза Пьера Лефевра. Перед морскими разбойниками предстали два русских парня (еще на берегу девушка обрезала волосы и облачилась в приготовленные штаны и рубаху). Так Антон и Марья, телосложением напоминавшая сухощавого подростка и назвавшаяся Денисом, вынуждены были вступить в пиратское братство.

Пограбив в Средиземноморье и Бискайском заливе, пираты взяли курс на запад, к Канаде. Морской разбой пришелся русским не по душе. Когда шхуна избавилась в Квебеке от наживы и направилась к Карибским островам, они, прихватив кое-какое золото Лефевра, улизнули с нее у берегов Массачусетса. Радость беглецов, почувствовавших под ногами земную твердь, была, однако, недолгой. А все потому, что крепившийся к поясу Антона мешочек c золотыми монетами во время борьбы с волнами ушел на дно.

Обнаружив утерю, русские скитальцы озабоченно переглянулись. Удар был силен. Ведь с золотом Лефевра они без проблем достигли бы Родины. Без него им оставалось только вооружиться терпением и надеяться на лучшее. Молодые люди за время мытарств так сблизились, что под благословение протестанского священника связались узами брака. Перебиваясь в Бостоне и его окрестностях случайной работой, они сумели собрать некоторую сумму для оплаты проезда, но беременность Марьи спутала все планы. Когда же девочка-первенец появилась на свет и начала подрастать, молодая чета, взвесив все за и против, порешила искать счастья там, куда забросила их судьба и где родилась Аксинья. Авось, когда-нибудь они сядут на корабль и доберутся до берегов России! Антон, освоивший на борту пиратского судна технику точной стрельбы из мушкета, обзавелся оружием и взялся за поставку на рынок свежей дичи и пушнины. Вскоре, поднакопив денег, молодые купили недорогой участок земли в пограничном городке Уэллс. Построили дом, навесы и амбары, очистили от камней и деревьев поле, завели кур и гусей. К несчастью, Аксинья и еще одна дочь, Аграфена, умерли, заразившись оспой. Но уже подрастали сыновья, Денис и Иван и родился последыш, Егор.

Жизнь на границе была опасной, а потому Антону не раз приходилось видеть из бойниц блокгауза Сторера, куда сбегалось во время опасности население округи, как вышедшие на военную тропу индейцы грабят и жгут его жилище. Но русский, как и большинство колонистов, несмотря ни на что, упорно возводил его снова.

Мечта о возвращении в Россию так и осталась мечтой. В конце концов, Антон и Марья осознали, что задуманного не свершить. С щемящей тоской они вспоминали места, связанные с детством и юностью: высокие острожные башни Романова-в-Степи, золоченые купола соборной Архангельской церкви, старицы и ерики реки Воронеж у родного села. Обычно мечтавший о море Иван подбадривал родителей. Он обещал им бросить когда-нибудь якорь у берегов России, чтобы добраться до степной крепости и поклониться дедовским могилам.

- Из города Романова в село Подгорное на крестьянское житье-бытье перебрался родитель мой, Кузьма, - говорил сыновьям отец. - А дед, Юрий Елманов сын Крюк, храбрым казаком был. Погиб в сече с крымскими татарами. Это в его честь Юрьевыми нас на Родине прозвали.

Прожив в любви, трудах и заботах свыше сорока лет, старики, известные среди колонистов как Хуки, друг за дружкой сошли в могилу. Судьбы их детей складывались по-разному. Старший, Денис, остался за хозяина в отчем доме. Иван перебрался в Бостон и сделался опытным мореходом. Младший же, Егор, продолжая жить в Уэллсе, подолгу пропадал в лесах с местными краснокожими.

- Что, побаливают? - cпросил голландец, указывая на ссадины.

- Ерунда.

- А кузнец не успокоился после вчерашней стычки. Сегодня снова в подпитии, и грозится «намять бока русскому медведю»… Человек-то он неплохой, но как выпьет, так к тебе с кулаками! Ведь ты один в этих местах поколачиваешь здоровяка.

Голландец поглядел на огород соседа, пошевелил белесыми усами и вздохнул.

- Ну что, Денис, продолжаем толочь воду в ступе?.. Копаем, cажаем, рыхлим, а толку?

- Толку мало, шуряк, - согласился Юрьев. - Сижу на пеньке, курю и думаю о будущем урожае... Знаешь, терпение мое подходит к концу.

- Это понятно, но что делать?

Юрьев хмыкнул и тряхнул головой.

- Вот махну за Кеннебек!

- Ну-у, опять за старое, - протянул голландец. - Не терпется расстаться с волосами?

- Оскальпировать могут и здесь, в Уэллсе, - возразил русский. - Могут и за Кеннебеком, но там жирные почвы, пушнина, вольное житье без налогов.

Вескамп прерывисто вздохнул.

- Здорово, Денис, чего уж там... Но ведь деньги...

- Эй, русский, шагай сюда! - послышался громкий окрик.

Юрьев и Вескамп оглянулись. У изгороди стоял, набычив шею, местный кузнец-забияка со свежим синяком под глазом. В облике его явственно проступали вызов и бравада.

- Приперся за новой взбучкой, Гардинг? - обратился к нему Юрьев, поднимаясь с пенька.

Драка и на этот раз была недолгой. После двух промашек соперника Денис сделал ложный выпад и провел мощный удар снизу и справа, как и подобает человеку с прозвищем-фамилией Хук. Кузнец мешком опрокинулся на спину, подмяв под себя изгородь.

- Когда-нибудь ты от меня все равно огребешь! - проговорил он, вставая и сплевывая кровь с разбитой губы.

- Проваливай! - усмехнулся Юрьев. - На сегодня хватит.

Кузнец, бормоча под нос, поплелся к таверне. В этот миг мимо него по направлению к дому Хуков промчался темноволосый юноша. Взглянув на бегуна, Вескамп дернул русского за рукав.

- Чего это Павел несется как угорелый?

Денис взглянул на сына и заулыбался, обнажив ровные белые зубы.

- Не догадываешься?.. Если у Пашки так пятки сверкают от самой пристани, значит, «Казак» на подходе.

Едва он произнес это, как Павел прокричал:

- Крестный к нам в гости, папаша!

 

 

ГЛАВА 2

 

Иван Юрьев подошел к родному дому в сопровождении матросов, чьи спины сгибались под бременем тюков и бочек. Только он да шагавший рядом индеец были налегке. Ему, как владельцу и капитану корабля, по штату не полагалось поднимать вещей тяжелее курительной трубки и подзорной трубы, а гордый потомок сагаморов один намек на помощь в качестве носильщика принял за оскорбление.

На пороге Ивана поджидали сам хозяин, широкоплечий, высокий, с правильными чертами продолговатого лица, обрамленного густыми светлыми волосами; шестнадцатилетний кареглазый и темноволосый Павел, похожий на крестного, а значит, и на деда Антона; восьмилетние двойняшки Виктор и Дарья, пошедшие в круглолицую и светловолосую русскую бабку.

Едва Иван раскинул руки, как детишки, радостно гомоня, мигом оттянули ему шею. Засмущавшийся Павел неуклюже пожал крестному отцу руку и отступил в сторону.

- Ну, вот и свиделись, Ваня, - проговорил Денис, обнимая брата. В семье общались всегда только на русском. - Почитай, год тебя тут не было.

- Десять месяцев, если быть точным. Мои соболезнования. Услышал о кончине Анны, когда вернулся в Бостон из плаванья… Царствие ей Небесное!

- Только сейчас стал приходить в себя… На Анне весь дом держался, да и любил я покойницу. Если б не проклятая холера!..

Оба опустили глаза, помолчали.

- Жизнь продолжается, брат, - нарушил молчание Иван. - Анну не вернуть, а у тебя дети… Надо думать о будущем.

- Да, конечно, - вздохнул Денис. - Что ж это мы стоим на пороге?.. Зайдем в дом.

Он вопросительно посмотрел на индейца и повернулся к Ивану.

- Позже все объяснится, - проговорил тот и, взяв у матроса мешок, приказал команде:

- Снесите поклажу в сени, и марш отсюда!.. Разрешаю промочить глотки в ближней таверне, но что б никого потом не штормило... Боцман Хокинс – за старшего!

Широкоплечий курносый моряк с окровавленной повязкой на голове, ухмыляясь, заверил капитана:

- Я присмотрю за ребятками, сэр.

Освободившись от груза, повеселевшие моряки гурьбой высыпали на улицу.

Войдя в дом, Иван поднял глаза на святой угол, перекрестился и сел за дубовый стол, переживший все пограничные невзгоды. За столом этим он сиживал с пеленок, и, бывало, получал от отца по лбу деревянной ложкой за шалость. Обведя взглядом привычную обстановку – обширный очаг с котелками, самодельные лавки, занавески спален и прочее, – Иван встряхнул тяжелый холщовый мешок и скомандовал шутливо:

- Приготовиться к раздаче подарков!

Просиявшим от счастья двойняшкам достались красивые башмачки, детские вельветовые костюмчики, разные сласти и фрукты. Денис заполучил дорогой бархатный камзол, модную треуголку, ботфорты и большой кисет виргинского табаку. А потерявший дар речи крестник стал обладателем складной подзорной трубы и компаса.

Приподняв заметно похудевший мешок, Иван произнес:

- Тут кое-что осталось для Егора. Где он?

- Где ж ему быть, как не в лесах, - ответил Денис.

- С Мокасином?

- С его сбродом, будь уверен, - усмехнулся старший брат. - Торчит с индейцами днями и ночами, верховодит ими на пару с сахемом, стал похож на черта – так загорел и прокоптился!

Иван, улыбнувшись, развел руками.

- Его это выбор, брат, что тут скажешь?.. Но он был бы здесь весьма кстати.

- Важное дело?

- Надо поговорить вот с этим краснокожим. - Иван кивнул на стоявшего возле дверного косяка индейца. - У меня есть толмач, Скванто, но дело серьезное, семейное. Егор нужен, как воздух.

Денис перевел взгляд с абенака на Павла, вертевшего в руках дорогие подарки.

- Не слыхал, где сейчас эти проходимцы, индейцы Мокасина?

- На пристани торчит сын Охотничьего Лука, - сказал юноша. - Он должен знать.

- Сбегай-ка туда и скажи Сигавану, что Дэннис Хук дает бутылку вина за оповещение Егора.

Павел бросился наружу, а хозяин дома выставил на стол горшок с маисовой кашей, тарелку гусиных потрохов и поднос с большими кусками тушеной оленины. Появилась и бутыль домашнего вина.

- Неплохой напиток, брат, - сказал Денис, наполняя оловянные кружки. - Отведай.

Он знаками пригласил выпить и индейца, но тот решительно покачал головой.

- Похоже, Рысь сыт той выпивкой, какой его угостили похитители, - ухмыльнулся Иван.

- Что за выпивка? - поинтересовался хозяин. - Какие похитители?

- Всему свое время... Вино, говоришь?.. Что ж, выпьем.

Опустошив кружку, он даже не поморщился.

- Твой сироп, Денис, детская забава… Душа требует рому!

Он вышел из-за стола и направился к сеням. Старший брат двинулся следом и, когда Иван поднял с пола бочонок, тронул его за плечо.

- Эти все мешки и тюки с ''Казака''... Для кого они?

Иван окинул взглядом корабельный груз и подмигнул брату.

- Чего тут только нет, и все принадлежит тебе.

- Мне?!.. - изумился Денис.

- Ладно, - сказал моряк, - пошли-ка за стол. Я расскажу тебе свою историю.

Все, включая абенака, расселись и принялись за еду. Среди стука ложек зазвучал ровный баритон Ивана:

- Загрузившись в Вест-Индии патокой, ванилью табаком и прочим товаром я взял курс на Акадию. Там всегда хороший спрос на это. Война-войной, а многие моряки продолжают вести прибыльную торговлю с Порт-Ройалом.

- Сколько тебе говорить, контрабанда – дело опасное, - покачал головой Денис. - Проведают власти, и не оберешься неприятностей.

- Ну, власти сами греют на этом руки. Через своих агентов, конечно. Все знают либо подозревают, что сношения с акадийцами не прекратились с началом войны, но козла отпущения не нашли и поныне... Ну, так вот, на пути к Кейп-Сейблу во французских водах мы поравнялись со шлюпом «Иль-де-Франс». Пушки на моем борту установлены больше для острастки пиратов. Я понадеялся на мирный проход, однако с палубы суденышка в нас пустили пару пуль, одна из которых пробила полу камзола Алекса Рэма, а другая оторвала полуха у боцмана. Это было уж слишком, и я приказал дать залп из пушек по наглецам!.. В левом борту шлюпа где-то у ватерлинии образовалась большая пробоина, а его единственная мачта рухнула вниз. Крики о пощаде не заставили себя долго ждать. Зло было наказано, и я сжалился над французами... Но трюм шлюпа после нашего визита стал таким же пустым, как брюхо потрошеного кашалота. Прихватив законную добычу, мы пошли дальше...

- А французы?

- Кто вплавь, кто на лодках добрались до берега.

Иван затем рассказал о встрече с другим французским кораблем, с палубы которого бежал индеец.

- Выходит, - заключил Денис после некоторого раздумья, - в Порт-Ройале тебе уж не бывать.

- Ясное дело, теперь я в черных списках, - развел руками моряк. - Но что ни делается, все к лучшему... Если нет с Акадией торговли, и она объявляет мне войну, то я принимаю вызов... В доках Киттери строится мой второй корабль, и спустится он на воду в военных целях. - Иван наполнил обе кружки и провозгласил: - За шестнадцатипушечный «Град Романов»!.. За то, чтобы бриг покрыл себя славой в северной Атлантике!

Братья выпили и трижды крепко расцеловались. У Дениса на ресницах блеснула влага. Он гордился своим братом-мореходом. За десяток с лишним лет тот стал вровень с самыми известными коммерсантами Бостона. С ним водили дружбу не только владельцы судов, но и известные политики.

- Тебе невдомек, кого я вижу капитаном брига? - спросил моряк.

- Ну, Рэма, наверное - пожал плечами Денис.

- Как бы не так!.. Рэм останется на «Казаке». Пол Хук – вот кто со временем встанет на капитанский мостик «Романова»!

- Гм-м, Пашка, значит, гм-м... Но он ведь желторотый цыпленок.

- При надлежащем досмотре станет орлом.

- Ну, нет, так нельзя. Рановато ему еще...

- Вот уперся – мал да желторот. А мне больше было, когда я подался в юнги?.. Да и негоже удерживать того, кто спит и видит себя на корабле – тайком удерет в море!

- Послушай, братишка, - сказал Денис. - Я, конечно, знал, что придет время для такого разговора. Но ведь одно дело игрушечные кораблики и совем другое – военный бриг.

- Я же сказал, «со временем». После того, как крестник пройдет обучение на провинциальной галере.

Старший Юрьев повздыхал, погладил, как это при жизни делал отец, мочку правого уха и взглянул на брата.

- Приходится признать, что Пашка вырос уже… Ему и впрямь выпадает дорога к морю. Мне, если честно, надоело смотреть, как он каждый день шляется на пристань и отлынивает от работ. Больше пользы от Витюши.

Едва эти слова прозвучали, как дверь отворилась, и Павел с радостью бросился отцу на шею.

- Я все слышал, папаша. Спасибо тебе, спасибо!

Отец позволил сыну несколько раз поцеловать себя.

- Ну, довольно нежностей, - помедлив, проговорил он. - Лучше благодари крестного.

Не избежал объятий и моряк. Все улыбались, за исключением индейца. Он взирал на проявления шумной радости с явным неодобрением. Ни один юноша-негасег не позволил бы себе подобного проявления восторга в присутствии старших.

- Что, справился с поручением? - спросил дядя, указывая племяннику на лавку. - Когда нам ждать Егора?

- Легок на помине, - присаживаясь, ответил Павел. - Толкует с соседом об охоте.

 

 

ГЛАВА 3

 

 

И действительно, тот, кого так ждали, вскоре уверенно переступил порог отчего дома. Это был высокий стройный молодой человек с карими глазами, носом с горбинкой и твердым подбородком. Во многом похожий на среднего брата, Егор в свои 25 лет слегка проигрывал ему в росте. Сняв с плеч и повесив на свисавший с потолка крюк увесистую оленью ляжку, он слегка поклонился и произнес:

- Всем здравствуйте! Особливо – нашему мореходу и коммерсанту.

- Здорово, здорово, бродяга! - Иван встал и крепко обнял младшего брата. - Вижу, охота была успешной.

Егор кивнул и, мельком взглянув на индейца, спросил:

- Что делает здесь этот краснокожий?

Иван отступил в сторону и подбоченился.

- А ну-ка, знаток лесных дебрей, определи, какому роду-племени он принадлежит?

Егор принял шутливый вызов и внимательно оглядел Китче Пишу.

- Абенак, вне всяких сомнений. Гм-м, особый крой обуви говорит за то, что это пенобскот.. Отделка ноговиц, однако, свойственна норриджевокам... Но две косички в скальповой пряди прямо указывают на Людей Чистой Воды… Значит, предо мною негасег!

Индеец произнес громкое «уг», а Иван Юрьев захлопал в ладоши.

- Ну, надо же, Джон Джайлз, да и только! – воскликнул он, сравнив Егора со знаменитым индейским пленником и толмачом.

- И ты был бы таким, если б вместо палубы без конца топтал лесные тропы, - буркнул Денис.

- Ну, тебе-то как раз довелось по ним побродить, - усмехнулся Иван. - Однако ты и теперь не отличишь мирного индейца от свирепого канадского дикаря.

- Дядя Егор, дядя Егор! - наперебой загалдели двойняшки. - А Пашку нашего дядя Ваня забирает на корабль.

Егор взглянул на Павла и улыбнулся.

- То-то я вижу, он цветет, как майская роза... Что ж, сбываются его мечты... Ну, а за мной-то зачем посылали?

- Ты сначала поешь, - предложил ему Денис.

- Дело говоришь, проголодался, - согласился Егор и, усевшись за стол, выпил вина, а потом с аппетитом принялся за еду. Когда с ней было покончено, Иван указал Егору на холщовый мешок.

- В нем подарки для тебя.

Егор положил мешок на пол и, и присев на корточки, извлек из него новехонький мушкет, пороховой рог и красивый мешочек для пуль. Восторгу парня не было конца, от дорогих подарков он просто не мог отвести взгляда и крепко обнял брата.

- Спасибо!.. Не знаю, как и благодарить тебя... Мой мушкет совсем плох, а этот – ну, настоящее чудо!.. И рог хорош, и мешочек.

- Пустое, брат… Мне давно следовало подарить тебе все это... А теперь садись, поговорим.

Аккуратно уложив дары обратно, Егор сел за стол и приготовился слушать. Иван глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Его обветренное, с резкими морщинками, лицо посерьезнело.

- Итак, дорогие мои, - внушительно начал он. - На этот раз я заглянул к вам не только ради встречи. Будущее семьи – вот что озаботило меня не на шутку. Признаюсь, последние годы мне не по нутру ваше бедняцкое житье-бытье. Вот взял бы всех вас, да и пристроил к моему моряцкому делу... Знаю, не выйдет!.. Каждый идет своей стезей. Но мне больно видеть, как вы беднеете, еле сводя концы с концами. Земля скудеет, и тут хоть волком вой, а не получишь с нее ни шиша.

- О засухе толкуют, вот что, - сказал Денис.

- То-то и оно. Нет, так жить нельзя. Что делать?.. Переселяться!.. За Кеннебек!.. В з